Пресловутая закрытая часть выставки. Да, Сью была наслышана. Попасть туда – как зрителем, так и автором выставленного шедевра – можно было лишь по личному приглашению господина Оржа. Не приходилось сомневаться, что на неё-то уж это приглашение распространяется, но... После всех Валденских событий Сью всё равно позволила себе успокоенный выдох. Слава богу. Искусство всё ещё выше каких-то социальных распрей, правда, надолго ли?
Неважно. Сегодняшний вечер станет вечером её триумфа. Пусть выступление Ларри – конечно, да-да, талантливого голосистого певца – и не связано никак с Домом Удовольствий, Сью не сомневалась: нужные люди поймут. Все остальные же смогут без затей насладиться их маленьким перформансом.
Публичная часть выставки отличалась от закрытой примерно в той же степени, что и пластиковые безделушки отличаются от золотой филиграни. Если там, снаружи, ты видел картины, то здесь висели полотна, и язык не поворачивался называть их иначе. Кажется, этот прекрасный портрет молодой девушки ещё недавно мог ходить по улице, будучи несколько более... объёмным. И, признаться, куда менее совершенным.
Возле сцены уже сидели люди. Столики стояли тесно, куда теснее, чем она рассчитывала, но, впрочем, это было только на руку. Чем ближе, тем лучше, каждая мелочь должна быть различима с передних рядов. Сью присела на краешек плетёного стула.
Oomph! – Geborn zu sterben
Свет вдруг погас. На секунду поднявшийся шум смолк в любопытстве; одинокий луч прожектора выхватил центр пустой сцены, и в наступившей тёмной тишине стук каблуков показался оглушительным. Два шага – два звонких удара. Третий – высокий барный стул опускается на гулкий пол – и все прочие звуки тонут в первых хриплых нотах. Голос Ларри звучал отовсюду одновременно и ниоткуда, проникая, кажется, сразу в сознание, не отвлекая от изящного силуэта, двигающегося под сотнями взглядов.
Девушка была хороша и тот, кто вздумал бы спорить, бессовестно бы соврал. В лучах искусственного света её кожа казалась полупрозрачной, золотистой, поблёскивая каплями пота и глиттера. Девушка двигалась под музыку, каждое её движение будто бы и рождало звук, вплетаясь в ритмичный гитарный мотив гипнотическим клавишным перезвоном.
Краем глаза Сью уловила, как заёрзал неловко сидящий поодаль мужчина, и чуть дёрнула губами, пропуская улыбку. Она знала, что происходит, и искренне наслаждалась зрелищем. Скрытые желания, возбуждение как таковое, любые плотские фантазии – Юфимия со сцены считывает все их, подстраивается под каждого из зрителей, привораживая, вовлекая. Зеркало. Магия, сама суть которой – идеальное служение чужому телу и разуму.
Магия, усиленная многократно этим проникновенным голосом из ниоткуда.
Длинное платье вспыхнуло магическим огнём, неторопливо выгорая от самых лодыжек и выше, синее искристое пламя оставило свои живые отблески на бёдрах, на талии, коснулось дразняще груди и потухло, не тронув белья. Юфимия встряхнула головой – строгий хвост распался, небрежно раскидывая волосы по плечам. Взмах ладонью – убрать прядки с лица – и мимолётный мутный взгляд прицельно в зал. Сейчас по меньшей мере десяток человек принимают это на свой счёт, мнят себя исключительными, уже полагают себя достойными подобного внимания, хозяевами недешёвой игрушки.
Это не бесчеловечно, пока товар – не человек. Это не рабство, пока товар и сам жаждет быть товаром. Это – неестественная жизнь, возникшая по нелепой прихоти Сказки, и лишь усовершенствованная на нижних ярусах Хо-Хо.
Фэйри прекрасны до тех пор, пока служат людям, а, значит, её фэйри прекрасны по натуре своей.
Юфимия провела рукой от бедра, по талии, касаясь невесомо груди, скользнула пальцами по шее – свет так пляшет, что и не разберёшь: колье там или причудливый ошейник. Она не замерла ни на секунду, гипнотизируя каждым новым жестом – вот в сторону отлетел топ, и зал выдохнул единым порывом, зачарованный танцем.
Её фэйри, её лучшие куклы, труды кропотливой работы, не обладающие больше ни намёком на что-то, вроде «свободы воли» или «самосознания». Существующие лишь ради чужих желаний; идеальные слуги, любовники, супруги (коль уж возникнет такая прихоть). Понимающие с полуслова, с одного только взгляда.
Топ уже давно нашёл своё место где-то на ковролине, но тонкие ладони всё продолжали скользить по обнажённой груди будто в поисках новых завязок, сжимая, нащупывая, касаясь нетерпеливо. Самоудовлетворение и жажда ласки, провокация и податливое послушание – каждый в зале видел сейчас своё. Каждый, до кого дотянулась магическая зеркальная пелена, больше не сможет забыть, как, изгибаясь в луче искусственного света, Юфимия танцует лично для него.
Сью перевела взгляд на соседний столик. Мужчина за ним замер, даже не моргая, следя неотрывно за этим причудливым танцем. На сцене, под прицелом множества глаз, будто вторя зрительскому параличу, фэйри тоже на мгновение застыла, прижимая руки к груди, чтобы в следующую секунду распахнуть грудную клетку одним нечеловеческим рывком.
Далеко за спиной закричали.
Юфимия выдохнула, отчего содранные лоскуты мышц заметно колыхнулись, и вновь впилась пальцами в оголённые рёбра. Новый взмах, треск костей, и вот она уже сама раскрыла в удивлении глаза, разглядывая обломки в собственных ладонях, ошмётки, свисающие из груди. Зрительный зал, каждый, кто секунду назад наблюдал за танцем, бездейственно молчал.
Голос Ларри не сбился ни на тон.
Девочка рассыпалась в ту же секунду, как стих последний аккорд. Расталкивая собственные органы, она всё искала и искала, пока, наконец, со счастливым пронзительным вскриком не лопнула сердце в своём золотистом блестящем кулаке. Сью потёрла подбородок в напускной задумчивости. Людям нужно время, чтобы принять её творение. Пусть сейчас перешёптываются панически, непонимающе, настоящие эстеты ещё оценят всю привлекательность демонстрации.
Ты скажешь фэйри «люби», и он полюбит тебя со всей своей искренностью.
Скажешь «бойся», и он забьётся в непритворном ужасе.
Ты скажешь фэйри «умри», и он не засомневается ни на секунду.
Ох эти славные послушные куклы.
Отредактировано Мамаша Сью (2018-05-24 05:13:49)
